Ей было восемьдесят два, давно шли дни на убыль... Не для себя она жила, считая каждый рубль. Жила для внука и детей, носки крючком вязала, Но часто не спала ночей, ворочалась, вздыхала. Да, очень больно, хоть убей, и бесконечно грустно, Но для своих родных детей она слыла обузой. Ей место дали в закутке, кормили старой гречкой, И клали спать на сундуке за шторкою у печки. Зять часто дочери твердил: «Ну, сколько можно, Настя? Нет никаких мужичьих сил терпеть мне это «сча...