58105f2d.jpg (791×605)

В разреженном пространстве классического черного фона, словно сцене театра абсурда, на авансцене выделяются слова, которые вплетаются в таинственный хор одиночества. Холостяк — это мифическое существо, беззащитное и прозрачное в своем одиночестве, потому что он безрогий, а значит, ему не суждено сражаться за свою честь и любовь. С этим лирическим жестом эта фраза, как отражение пустоты и свободы, звучит благородно и печально. Шрифт служит костюмом этому словесному персонажу, элегантно обрамляющему его странное и трагикомическое откровение. Голос невидимого рассказчика, лукавый и грустный, вибрирует в тишине, вызывая улыбку, которая лишь подчеркивает глубину этюда. Эта постановка, как эксперимент Пинтера, говорит о любви и об одиночестве одновременно, напоминая о том, что за всеми масками кроется нечто большее — даже если это всего лишь шутка. Время от времени кажется, что текст оживает, превращаясь в многозначительный взгляд, бросаемый за кулисы нашей души.