Пальцы зажимаю — Грехи свои считаю. Очиститься надо, причаститься, Не оставайтесь и вы безучастными!

На этой иконе Дева Мария и младенец Иисус взирают с неизменной мягкостью. Очертания их ликов, обрамленные золотыми куполами нимбов, словно истекают светом тихих свечей в старинной церкви, где воцарилось время. Платье Марии, глубокое и темное, как безоблачное ночное небо, контрастирует с лёгкостью роз, выстроившихся у её ног, как свежее дыхание весны. Эти розы, розовые и алые, — как символы молитв, испускаемых душами верующих, шепчущих под сводами куполов. Золотые узоры рамки, изящно переплетающиеся между строками, разбавляют статичность святости чем-то земным, притягательным. "Богородице Дево, радуйся!"— слышится чей-то голос, где-то за кадром, словно эхом из прошлых веков. Он живет в тишине и суете, в зеленом блеске листвы под весенним дождем, напоминающим о невидимых, но неизменных нитях, связывающих человека с высоким. Это не просто религиозный символ, а переплетение времени и вечности, божественного и земного, терпеливой мудрости и детской наивности. Каждое их движение словно заряжено тайной, которую невозможно разгадать до конца, но которая питает сердца, оставляя сладкий привкус надежды и света.