Отцы и дети (1983)

Взгляд переносит нас в камерное пространство старинного особняка, где три фигуры олицетворяют культурный обмен эпохи. Золотая обивка стен, словно безмолвный свидетель социального положения, впитывает каждый жест, каждое слово. В центре сцены — мужчины, облаченные в одежду, подчеркивающую их внутреннюю сосредоточенность. Гладкие линии костюмов мерцают в теплых отблесках света, проливающегося из скрытого источника, словно напоминая о тенях прошлого, принявших форму застывшего диалога. Стоящий слева, молодой человек с задумчивым лицом, как будто вслушивается в неуловимый шум времени, вторящий загадочному союзу драмы и сатиры. Мужчина в центре, со строгостью в каждой черте, на мгновение отрешает внимание от беседы, заглядывая во временную глубину минувших дней. Справа, бескомпромиссный персонаж, готовый принять уверенные речи своего собеседника, но в его позе ощущается чутье к театральности момента. Всё пространство этой сцены вибрирует неведомой музыкой андерграунда, драгоценным мгновением эстетической тишины. Здесь, где шелест тканей встречается с мудростью веков, подсознание рисует своеобразный сон, оставляющий след даже в послевкусии современной бессонницы.