.

На изображении впервые встречаются наука и быт, как два персонажа старого романа. Устремившийся к зрителю позвоночник пылает алыми огнями, тогда как текст, словно волшебная формула зелья, обещает спасение от боли, печали и уютного безразличия к физическим треволнениям. Простые слова фигурируют, как рецептурный театр; здесь Миновазин и Димексид — не просто ингредиенты, но актёры, ведущие спектакль жизни. Эта сцена напитана не только медицинской обстоятельностью, но и ностальгией по временам, когда бабушкины секреты и мудрость были главнее технологичных новшеств. Взгляд всё яснее скользит вниз, к прикомнатным теням и мягким еле заметным потокам текста, подобно тихому разговору у камина, где каждый символ становится исцелением душевным. Под этой симфонией слов мир становится менее болезненным, симфония восстанавливает гармонию тела и духа.